Леонид Иосифович Бородкин, заместитель декана исторического факультета МГУ по учебно-методической работе и дополнительному образованию, зав. кафедрой исторической информатики, д.и.н., проф.

Выступление на Всероссийском совещании «О совершенствовании системы оценки деятельности профессорско-преподавательского состава и научных работников», Москва, МГУ, 6 июня 2016 г.

Несколько лет назад я был в одном из достаточно известных западных университетов. В это время там скончался единственный преподаватель истории России. Был объявлен открытый конкурс, в котором приняли участие больше 100 человек. Там была трехэтапная процедура отбора. И, чтобы избежать субъективности и каких-либо клановых влияний, они учитывали различные показатели – я был свидетелем того, как это шло. Должен сказать, что цитирование там меньше всего упоминалось, но активно они смотрели на публикации претендентов в топ-журналах. В конечном итоге выиграл тот, которого мы, русисты, знаем хорошо, он – действительно авторитетный историк, печатается в лучших исторических журналах, которые входят в перечень Web of Science или в Scopus.

Другой пример – это моя выпускница, я у нее был научным руководителем на истфаке МГУ. Она поступила в Италии в аспирантуру, защитилась там по истории и искала место работы. Везде ей советовали подавать заявку на конкурс, но спрашивали: «Сколько у вас статей в топ-журналах?». Это относится ко всем случаям, которые я знаю. Иначе как брать на работу, если человек незнакомый? Все-таки, там опубликоваться в хорошем журнале, как правило, гораздо сложнее, чем у нас.

Мой личный опыт: я занимаюсь, в частности, экономической истории. Есть 4 лучших международных журнала по экономической истории, они в топ-списке стоят. В одном из них я опубликовался – процесс шел 3 года. Я получил последовательно штук 5 рецензий. Они все были жесткие, но по делу. Эта статья для меня – предмет профессиональной гордости. Институт научных журналов – это работающий инструмент, позволяющий отбирать и публиковать более сильные работы. У нас проблема конкурса обычно не стоит, у нас нет той мобильности, которая есть у них: перейти из второсортного университета в первосортный – это не вопрос стоимости квартиры (там свои проблемы), поэтому мобильность преподавателей там гораздо выше. Их заряженность на публикацию своих работ в журналах высокого уровня определяется тем, что нужны критерии оценки на конкурсе, который всегда высокий, и это проблема. Другой пример – у меня соавтор работал в одном из престижных университетов Англии. И однажды он звонит и говорит: «Мне осталось полгода до прохождения конкурса. У меня вышло две статьи в топ-журналах за этот промежуток между двумя конкурсами, а нужно три. Давай мы с тобой нашу статью скорей закончим!». Я на месяц сосредоточился на этой совместной статье, и в результате статья была принята, что позволило коллеге пройти конкурс на следующий срок. Главным критерием было – опубликоваться вот в этих топ-журналах.

У нас пока трудно наладить национальную систему приоритетов научных журналов, авторитетных индексов цитирования. Например, что происходит в РИНЦ? Я получаю около еженедельно десяток сообщений с призывом опубликоваться в изданиях такого типа: «27-я конференция «Проблемы и перспективы современных гуманитарных и естественных наук»; «38-я конференция «Инновационные методы в современной науке»». Они идут валом, и каждый раз написано, что страница стоит 150 рублей, что сборник тут же поступает в РИНЦ. Туда идет много людей. Я не знаю, все ли эти сборники проходят в РИНЦ. Я сам не отслеживал, но все эти еженедельные письма, идущие с таким призывом, выделяют шрифтом, что «сборник идет в РИНЦ». Легко себе представить, что будет, если РИНЦ будет дальше такими темпами наполняться вот этим мусором. Эти издания не проходят никакого рецензирования, там нет никакой экспертизы: кто сдал по 150 рублей за страницу – тот и прошел. Значит, мы свою национальную систему наукометрической оценки засорим окончательно.

Во-вторых, для нас, гуманитариев, важное значение имеют монографии. Основные результаты чаще всего идут через монографии, где удается обобщить собственные наработки, изложить их системно. Мы знаем, что значит опубликоваться в Oxford University Press или Cambridge University Press. Можно еще назвать безусловно сильные, авторитетные издательства. Будем откровенны, они пустые книги не публикуют. Там жесткое рецензирование, примерно, как в топ-журналах. Когда человек опубликовал монографию в таком приоритетном издательстве с высокой репутацией, это открывает двери к его карьере. У нас не сложилось это. Я считаю, что у нас есть несколько хороших издательств в гуманитарной сфере», но и они периодически публикуют книги, которые не стоило бы пропускать. У нас нет издательства, которое, безусловно, все, что публикует – это работы высокого уровня. Поэтому, когда мы читаем «автор 12 монографий», нередко мы представляем, в каких издательствах они опубликованы (пришел, заплатил сумму и через 2 недели получил книжку). Поэтому, к сожалению, у нас нет шкалы приоритетных сильных академических издательств. Пока этого нет, сам факт выхода монографий мало чего стоит, зная, как у нас это легко сделать и зная, что даже наши сильные издательства переживают финансовые трудности, им приходится брать не всегда качественные работы. Пока у нас не будет настоящих, жестко рецензируемых журналов, и пока у нас не будет приоритетных высококвалифицированных научных издательств, мы не впишемся в нормальную систему академических репутаций, которая во многом строится на публикациях в авторитетных научных журналах и академических издательствах.

Надо, все-таки, отдавать себе отчет, что этическая обстановка в нашей науке сегодня неважная. Мы знаем, сколько в некоторых наших гуманитарных науках идет «левых» диссертаций (плагиатных, заказных, купленных). Мы знаем, что с защитами не всё обстоит хорошо. При этом мы не знаем стран, где есть аналог ВАК (кроме, пожалуй, бывших наших республик). Ну, нет нигде ВАКа, потому что вопрос репутации университета, академического института стоит серьезно. У нас есть ВАК – и отменить ВАК сегодня, мне кажется, нельзя. Мы получим просто море слабых диссертаций. Мы живем в условиях, когда ВАК, увы, необходим и мы живем в то время, когда истинную академическую репутацию ученого как-то надо оценивать. Лучше всего оценивать его экспертно, но в нашей мутной ситуации независимых экспертов нелегко найти. Эта ситуация требует каких-то изменений, ведь моральная ситуация, которая есть в обществе, отражается и в науке. При отсутствии нормальной экспертизы (а отсутствие ее подтверждается наличием «левых» диссертаций), перед нами, все-таки, есть проблема, как установить адекватные критерии. Думается, что если нам удастся построить такую репутационную шкалу для научных издательств и журналов, то это будет важным вкладом в решение этой задачи.