Совет по науке при Министерстве образования и науки РФ (далее – Совет) отмечает, что проблема специфики оценки научной работы в области гуманитарных наук (исторические науки, искусствоведение, филологические науки, культурология и философия) и, в частности, применимости к ним наукометрических методов, активно обсуждается в разных странах мира. По этому вопросу практически достигнут консенсус, что позволяет опираться не только на российский, но и на международный опыт, и сформулировать на их основе следующие рекомендации.
Комментарий чл.-корр.РАН декана философского факультета МГУ имени М.В.Ломоносова В.В. Миронова к Заявлению Совета по науке при Министерстве образования и науки РФ об особенностях оценки научной работы в гуманитарных науках (исторические науки, искусствоведение, филологические науки, культурология и философия) от 31.03.2016
Удивительные кульбиты совершает реформирование российского образования, многие из которых были предсказуемы, и мы о них неоднократно предупреждали. Когда-то опубликовав статью-гротеск, в которой я написал, что схема ЕГЭ это только начало процесса (электронный вариант которой можно найти: http://www.pravmir.ru/golosuyu-za-ege/ ) и что методы оценки работы абитуриентов могут трансформироваться и в другие сферы, в частности, в вузах и академии, я не подозревал насколько был близок к истине и к тому, что произошло буквально за последние 5 лет.
Реформа образования и науки длится с начала 90-х годов и очередной раз всё идёт «по кругу», что позволяет говорить, что она по сути выступает во многом как контрреформа. И это вообще характерно для истории реформ в России, которые представляют некие чередующиеся «волны реформ» (см.: Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны политической модернизации в истории России http://ss.xsp.ru/st/003/). Реформы как правило затеваются с позиций «радикального либерализма», представители которого навязывают жёсткие модели изменений. Они разрушают «старое», вы том числе часто и весьма качественное, выступают чуть ли не от имени Абсолютной Истины, которая известна только им. Но уже скоро им почти всегда начинает противостоять позиция «государственного патернализма» или в более широком смысле консервативная позиция, которая в определённый момент эти реформы притормаживает. Наличие такого консервативного крыла, как это произошло в образовании, приостанавливает процесс окончательного разрушения. Но, к сожалению, пласт разрушенного, пусть и не до конца, остаётся и его фактически надо заново восстанавливать.
Всё это характерно и для реформирования науки и в, частности, в результате абсолютизации методов наукометрии для определения эффективности работы учёных. Ведь понятно было с самого начала, что это не просто ошибка, а скорее некий вариант «диверсии», ибо его результатом является не столько оценка научной работы, сколько нарастание способов и методов имитации научной деятельности, которая будет осуществляться, чтобы отвечать критериям наукометрических подходов. Мы просто наблюдаем как на наших глазах, особенно в среде молодых коллег, которые должны продвигаться по служебной лестнице, происходит «осваивание» принципов позволяющих соответствовать тем или иным формальным критериям.
Например, вместо большой статьи в 30 страниц издавать 3 статьи по 10 страниц. Мысли, которые должны были бы вынашиваться может быть несколько лет, сразу выбрасываются в публикации, за которые потом становится стыдно самим авторам. Но зато соблюдаются формальные критерии наличия определённого количества статей. Выстраивание различных рейтингов, позволяет считать публикацией присутствие в редакционных советах и коллегиях, что сразу даёт ощутимое преимущество руководителям. Возрастает практика соавторства, которая ранее в гуманитарных науках не была столь популярна. И людей за это нельзя обвинять, ибо это становится условием их выживания в вузах и университетах, на которые накладываются безумные требования количественного (а отнюдь не качественного) характера.
Наукометрия из средства, и очень важного средства, помогающего учёным ориентироваться в море информации, превращается, благодаря чиновникам, в свою противоположность, убивающую творчество, не различающую специфику творческой работы в разных науках.
Поэтому заявление Совета по науке об особенностях оценки научной работы гуманитариев является весьма важным документом и, надеюсь, не «опоздавшим к обеду» документом. А это возможно, если на его основе будут приняты соответствующие решения и нормативные акты государства.
Одновременно, он вызывает чувство досады, ибо обо всём этом неоднократно говорили специалисты-гуманитарии, профессорско-преподавательский состав университетов, более того, эти выводы просто тривиальны для любого здравомыслящего человека, который хоть как-то связан с гуманитарной наукой.
Сколько было сказано, в том числе и автором данного комментария о роли монографии у гуманитариев, сколько было выступлений и соответствующих аналитических записок и писем в адрес министерства или высшей аттестационной комиссии. И вот наконец получаем вывод о том, что монографии «являются основной формой публикации научных результатов. Поэтому их необходимо в полной мере учитывать при оценке научной продуктивности».
Сколько мне приходилось выступать в ВАКе, говоря о необходимости особым образом учитывать переводы как особый и весьма важную часть работы в гуманитарной сфере. В документе тоже говориться о важности введения в научный оборот новых источников, но ведь перевод текста с древнего языка или современного иноязычного текста в гуманитарной сфере тоже может быть отнесён к такому прибавлению смысла. Однако о переводах вновь не говорится.
Не очень понятно определение языкового разнообразия. Все языки являются важными, если с их помощью решаются задачи того или иного исследования. Поэтому не следует их перечислять и уж тем более придумывать какие-то проценты, которые опять нас возвращают к формальным оценкам. Сразу возникают вопросы. Почему 20%, а, например, не 10 или 40% публикаций. Как и кем это определяется? Может быть оставить учёному право самому это решать, в том числе и в тех случаях, когда необходимость в использовании иного языка отсутствует. А при этом опять же дают игрушку чиновникам в руки в виде механизма оценки недобора показателей по языку, и предписывается, исходя из этого, понижать оценку научной деятельности. Это опять же должен определять сам исследователь. Даже если он мало использует другой язык, это вовсе не говорит автоматически о низком качестве его научной работы.
По поводу публикаций в зарубежных журналах. Это, конечно важно, но для этого необходимо помогать учёном это делать, а опять же не превращать в механизм поощрения или наказания.
Мне представляется верной позиция по поводу международных баз. Здесь должен работать принцип помощи учёному. Опубликовался – очень хорошо. Но если не смог, а работа, тем не менее качественная, не нужно сам работу-то оценивать негативно. Дело не в том, что наукометрические подходы не применимы к гуманитарным работам, они столь же плохо применимы к математическим работам, а в том, что наукометрия не должна быть средством оценки качества работы учёного. И правильно указывается в документе, что главной оценкой должна выступать экспертная оценка наших и зарубежных коллег. Но опять же сам принцип оценки не должен доминировать, иначе это может привести к формированию «базы нужных экспертов». Надо доверять учёным и научным коллективам и дать возможность проводить экспертную работу кафедрам и учёным советам. Возможны ошибки при этом и неточные оценки? Да, возможны, но гораздо меньшие, чем наукометрические интерпретации.
Таким образом, документ своевременный и мало ожидаемый научной общественностью, но он требует обсуждения экспертного сообщества, в том числе и в ведущих научных структурах нашей страны.